«Франкенштейн», по-моему — одно из начал европейского гуманизма в самом прекрасном его проявлении.
Когда-то меня эта вещь потрясла. Идея того, что и к уродам, отбросам, бракованной человеческой породе всё равно можно относиться по-человечески, — довольно нетривиальна для общественной мысли начала XIX века, хотя, пожалуй, обычна для женщины любой эпохи.
Нетривиальна идея Шелли ещё и потому, что степень падения изгоя определяется не по какому-то относительному социальному параметру из серии «от сумы и от тюрьмы...» — бедность, преступление и т.п. общественная ущербность в чьём-либо понимании — нет. Гуманизм Шелли абсолютен: изгой у неё — это тот, кто по определению не человек, но пытается им стать. И поэтому он заслуживает человечности.
Вот и СС можно было бы поставить так, что Преображенский представляет из себя нечто вроде врача-эсесовца в концлагере — скажем, в фильме его играет не безусловно симпатичный Евстигнеев, а Никита Михалков, всегда удачный в роли негодяев. А Шарикова и Швондера играют не Толоконников и Карцев, а Никулин и Вицин.
Представили?...
Вот уже и Шариков вызывает сочувствие, скорее смех, чем презрение — и хочется ему помочь в его злоключениях. Вспомните, ну что уж такого отвратительного он делает, даже по тексту Булгакова? Он просто такой, каким у него получается быть в силу его природы, которая безусловно несовершенна и не может одномоментно стать лучше.
Но почему-то русская литература до этого не доросла и в ХХ веке — не в упрёк ей будет сказано, это просто констатация. У Ромэна Гари, отчасти русского по происхождению, этот гуманизм уже есть, но Гари, хотя и родился в России, по культуре и становлению несомненный француз.«Чтец» Бернхарда Шлинка тоже принимает эту достойную традицию... А у нас после русских народных сказок, в которых Баба Яга или какое-нибудь отвратительное и злобное чудище часто в итоге не клеймятся окончательно и бесповоротно, но преобразуется в доброго персонажа — кроме вот этих примеров, у нас такой литературы нет.
Может быть и оттого, что у нас сами люди в обыденной жизни чаще стремятся кого-то гнобить и чморить, самоутверждаться — чем помогать и сочувствовать? Взять тех же почитателей и любителей цитировать профессора Преображенского... И потому наша литература идейно — тоже отражение такого менталитета.